«Будущие офицеры». Эпизод II

Эпизод второй: «Идем!»

Мучения наши, однако, еще не закончились. Было раннее-раннее утро, к месту нас, как оказывается, еще не доставили. Предстояла посадка на какой-то пригородный поезд, но до него было еще почти два часа. Багратион, окинув печальным взглядом эту доблестную армию, больше похожую на призывников народной армии Нестора Ивановича Махно, горько вздохнул и дал нам час на разграбление местного поселка. Народ резво разбежался во все стороны. Это нам так казалось, что резво. На самом деле, расползались мы со скоростью политых «Дихлофосом» тараканов, стремящихся найти живительную влагу, дабы по жизненным показаниям разбавить бурлящие в крови токсины и выжить – выжить любой ценой.

Влаги не было. Поселок еще мирно посапывал в своих домиках, почти сплошь утопающих в садах и еще не растерявших за ночь обволакивающей негой прохлады, в то время как нас, не слишком удалявшихся от привокзальной площади, уже начало размаривать быстро взлетающее на небосвод солнце. Светило, как нам казалось, не найдя в поселке подходящих жертв, всю свою энергию устремило на новобранцев, оказавшихся весьма кстати под рукой.

А влаги не было. Это сегодня в любой, даже самой захудалой, деревеньке почти всегда можно найти круглосуточно работающую торговую точку или хотя бы бодрствующую бабу Горпину, готовую за некое материальное вознаграждение отпустить вам мутноватый, не всегда наполненный изысканными ароматами, но все же хмельной и такой желанный напиток. А тогда ночью что-то можно было купить только на крупных вокзалах или железнодорожных узлах. Наш вокзал не был обеспечен круглосуточными торговыми точками. Даже небольшой буфет был закрыт на огромный амбарный замок, разбивший наши надежды и чаяния не хуже суперсовременного сейфа швейцарских банков.

Нет, вода, конечно, была. Она представляла собой питьевой источник-фонтанчик, хорошо знакомый среднему и старшему поколению и вряд ли представляемый в самом богатом воображении нынешних молодых людей «поколения пепси-колы». Но влагой этот источник назвать было трудно. Откуда поступала туда вода, именуемая питьевой, нам так и осталось неизвестно.

Постоянно истекающая жидкость, долженствующая быть прохладной и освежающей, таковой не была. Было полное впечатление, что она поступает прямо из местного пруда, так за ночь и не остывшего, и постоянно впитывающего отходы местного же животноводческого хозяйства. Жадно лакающие ее бойцы отходили не удовлетворенные. Жидкость в желудке булькала, стремясь вырваться обратно на свободу, к обычным привкусам похмелья примешались вкусы местной канализации, и мутило уже не только от продуктов неполной переработки С2Н5ОН, но и от необдуманно выпитой воды. К запахам потных тел примешался стойкий одорант водостоков, волей-неволей пролившихся на наши мятые рубашки вместе с так называемой питьевой водой.

Вряд ли на все несколько десятков голов нашлась хотя бы одна свежая и не мучающаяся болью. Головы раскалывались, причем нараставшее изнутри давление было прямо пропорционально нарастающему воздействию солнечной энергии, неутомимо увеличивавшей свою мощь. Мы слонялись по пустынному перрону, как-будто специально для нас лишенному всякого подобия тени, и не было сил даже проклинать армию, железнодорожный транспорт, вокзальный сервис и даже водку, в избытке выпитую накануне. Ведь для того, чтобы проклинать, нужна мысль, хоть самая крохотная. Но обрывки мыслей в раскалывающейся башке в единое целое никак не складывались. Наше тело двигалось отдельно от серого вещества, а оно, это серое вещество, заключенное в твердую оболочку черепа, как в тесный карцер, находилось в каком-то своем измерении и мало подчинялось нашим волевым импульсам.

Вымученно-радостное предчувствие подходящего пригородного состава, как оказалось на поверку, было нашей роковой ошибкой. Наверное, где-то совсем в другой жизни, рельсовый перестук вагонных колес приближающегося состава вызвал бы неописуемый восторг и предвкушение новых мироощущений. Наверное. В другой жизни. Когда-то давным-давно. Но не сегодня. Сегодня мерное постукивание вагонов стук-стук, стук-стук, отзывалось в наших черепах совсем другим звуком ба-бах, ба-бах. И чем ближе становился стук-стук, тем тяжелее реагировали наши головы на ба-бах. Но и это было не все. Дизель, выдувавший в трубу негромкое пых-пых, отзывался в мозгах раскатами грома в воробьиную ночь, а небольшое давление низкого звука – ударными волнами взрывающихся одна за другой атомных бомб. И едва не превратил наше войско в желе веселый свист тепловозного гудка, показавшийся нам всем ревом разъяренного африканского слона.

И это было не все. Едва отошедшие от всех этих поражающих факторов, мы обнаружили, что на всю роту подан один единственный вагончик. Перспектива стоять улыбалась едва ли не половине жаждущих присесть, а если и повезет, то даже прилечь, пассажиров. И только что разбитая наголову и не то что не боеспособная, а даже не жизнеспособная армия, рванула на штурм вагона с энтузиазмом суворовских бойцов, штурмующих крепость Измаила.

Командующий состав, даже растерявшийся в первые секунды, был едва не сметен и затоптан, в открытые двери тамбуров набивалось сразу по 3-4 человека, в буквальном смысле лезущих друг по другу, а единственные открытые два окна (даже не окна, а форточки) стали предметом пристального внимания наиболее организованных коллективов, сумевших соорудить нечто вроде живых штурм-лестниц, по которым накатывали волны атакующих и вливались в вагон, растекаясь внутри по свободным полкам, как прорвавший дамбу весенний паводок.

Вагон оказался заполнен в какие-то 30-40 секунд. Великий полководец, герой Измаила и Альп, был бы несказанно горд за такую выучку своих войск. Но Багратион был иного мнения. Его зычный командирский голос скомандовал: «Всем из вагона!» и нам пришлось оставить свои уютные места, завоеванные с таким трудом и даже риском для жизни.

Самое интересное, что вагон освобождался почти 10 минут. Народ никак не мог быстро выйти в только что легко просачиваемые проемы, несмотря на то, что давки-то не было, ибо желающих первыми покинуть помещение было немного. Слегка разочарованные в своем командовании, мы все же вышли и даже сумели построиться. Далее посадка проходила организованно, по отделениям и повзводно. Любопытно то, что сидячие места достались именно тем, кто при первом штурме так и не удосужился их заполучить. Судьба-злодейка.

И вновь вернулась головная боль, как-то позабытая в азарте штурма. И вновь целый час вагончик весело катил без остановок со скоростью изрядно подвыпившего пешехода, с мерным перестуком ба-бах, ба-баХ, ба-бАХ, ба-БАХ. Последней пыткой стало торможение и остановка вагона, отозвавшиеся в нашем измученном теле не передаваемой словами болью. Приехали!!!

Ну-ну, весело посмеивался про себя майор Богатырев. Приехали, хе-хе…Топаем, рекруты, топаем… Нам предстояло еще 15 километров марш-броска к заданной цели.

Кто-нибудь знает, что такое криворожская степь? Ах, вы не знаете, что такое криворожская степь? Тогда вы ничего в жизни не видели и никакие современные экстримы с нашим походом сравнить нельзя. Он оказался тестом на выживаемость.

Так вот, криворожская степь – это место, совершенно лишенное малейших признаков деревенеющей флоры. Куда ни кинешь взгляд, на горизонте нет не то чтобы высохшего деревца, но даже мало-мальски завшивленного кустика. Под ногами почва цвета кирпича, да по обочине редкие островки высохшей (это в июле-то) напрочь травы. И нигде ни проблеска воды – ни речушки, ни озерца, ни прудика, ни даже просто позеленевшей лужицы. И мы, тут как тут, обезвоженные, как вяленые бычки и практически в таком же состоянии жизнерадостности. Никто, ни единый в мире человек, даже самый расподозрительный шпиён и диверсант, не будь с нами одетых в форму офицеров, ни за что бы не заподозрил в этой побитой, потрепанной и отчаявшейся толпе ничего такого, что можно было бы связать с армией.

В крайнем случае, мы были похожи на этапируемых зэков, изможденных до такой степени, что охране в виде офицеров даже оружие не выдали, так, на всякий случай. Мы не были способны вообще к какому-то активному действию, не говоря уже о бунте или побеге. И брели мы нестройной толпой по этой степи, а солнце продолжало выбивать из нас последние остатки Н2О, и не было нигде ни малейших намеков на возможность пополнить ее запасы. Первые 7 км мы лихо преодолели за 2,5 часа.

Время было полуденное и солнце, прочно застряв в самом зените, начинало напоминать нам своего коллегу из фильма «Белое солнце пустыни», а редкие попытки бойцов начать хоть какое-то общение со стороны напоминали больше заунывную песню Саида, вкопанного в песок по самое никуда. Мы уже почти остановились, когда по рядам прошелестело радостное: «Люди!». И правда, невдалеке замаячил крохотный хуторок, состоящих ровно из двух дворов, и покачивались под легким степным ветерком миражи редких деревцев и кустиков.

Рота оживилась. Ну как же, там, где есть признаки растительности, должна быть вода. Источник жизни, прохладный и сладкий уже почти вливался в наши деревенеющие мышцы. И воины почти побежали. Хуторок быстро мчался нам навстречу, маня прохладой пустынного оазиса и обещая неземное, райское наслаждение.

Но нас ждало очередное разочарование. Хуторок был совершенно безлюден, хотя все напоминало о том, что люди здесь есть или, по крайней мере, утром еще были. За невысоким забором сонно похаживали куры, мирно спали две лохматые собаки, высунувшие свои длиннющие языки и не обращавшие на нас ни малейшего внимания. Чувствовался уют и ухоженность. Но людей не было. То ли все они были на работе, то ли, почувствовав приближение неизвестной толпы, вспомнили об истории опустошающих татарских набегов и наглухо закрылись в своих крепостях, но их не было.

Во дворах стояли по два колодца, но все четыре водоема были накрыты плотными деревянными щитами, закрепленными солидными навесными замками. Добраться до воды не было никакой возможности, а наши настойчивые призывы к хозяевам показаться на свет божий, по всей видимости, еще больше укрепило их в своей подозрительности. И только потом мы узнали, что все эти водоёмы были искусственного происхождения и представляли собой бетонные резервуары, в которые еженедельно закачивали воду специальные колонны автомобилей-водовозов. Причем в один колодец закачивалось небольшое количество питьевой воды из расчета какое-то там количество на одного жителя, а во второй – тонна технической воды для хозяйственных нужд.

Вполне понятно, что водой здесь крепко дорожили и берегли ее как зеницу ока. И даже если бы люди были, вряд ли они смогли нам существенно помочь, ибо даже по пол-литровой кружке на нашего страждущего брата катастрофически подорвали бы их собственные питьевые запасы.

И все же хуторок умереть от обезвоживания нам не дал. Прямо вдоль забора, с наружной его стороны, добрыми двумя десятками метров тянулись кусты, обильно усыпанные желтыми небольшими ягодами, с виду вполне съедобными и доспевшими. И мы на них набросились ордой саранчи, жадно запихивая их в иссушенную пасть, не пережевывая, а давя, выдавливая кисловато-сладковатый, слегка терпкий сок. Наши командиры молча наблюдали за этим пиром во время чумы, не вмешиваясь и не останавливая нас, но сами ягодами не баловались.

И наша бравая рота, теперь уже более-менее организованно, двинулась повеселевшим маршем в заданном направлении, оставляя после себя осиротевшие без ягод кусты. Бедные хозяева, наверное, так и не сумели понять, кто мог в этой пустыне так тщательно и без потерь собрать взлелеянный ими урожай.

Благодатный сок постепенно оказывал свое бодрящее воздействие: в строю начались разговорчики, подкалывания, скабрезные шуточки-анекдотики, начал раздаваться еще немного грустный смешок, постепенно превращающийся в хохот, и рота все бодрее шагала по пыльной дороге, еще тяжело больная, но уже преодолевшая кризис и устремившаяся к выздоровлению.

Бодрость наша постепенно нарастала. Сначала она отозвалась веселым урчанием в животе, затем послышались одинокие выхлопы, со временем все учащающиеся и с возрастающей амплитудой и мощью. Могло показаться, что войско начало отстреливаться от наседающего противника и отстреливалось все более яростно. А затем возникли императивные требования найти какой-нибудь близлежащий кустик. Но кустиков-то не было. А усаживаться прямо на обочине на виду не столько товарищей по несчастью, сколько ожидавших подобного представления преподавателей, нам не позволяли остатки скромности и зачатки интеллигентности, трудно внушаемые нам нашими преподами. Терпеть становилось все труднее, а когда впереди замаячил наконец наш палаточный лагерь, рота, не ожидая команды в атаку, кинулась бежать. Был ли кем-то из нас поставлен мировой рекорд, или не был, история умалчивает, но к финишной ленточке радушно встречавшего нас сортира мы мчались с азартом спринтеров, скоростью молнии и напором ураганного ветра.

Скорость нашу увеличивали выхлопы турбонаддува, подгоняя и так не ленивых спортсменов первыми занять невысокие пьедесталы победителей.

Мне кажется, что вражеские спутники, запечатлевшие внезапно возникшее в степи и движущееся прямо по дороге облако пыли, и передавшие снимки в Пентагон, поставили перед штабными аналитиками серьезную и трудно разрешимую задачу. Невозможно было понять, что это: танковая колонна на марше, мощные «Ураганы», передислоцирующие стратегические наступательные ракеты СС20 или невесть откуда взявшийся торнадо, доселе никогда в тех местах не наблюдавшийся. Облако это накрыло не совсем понятное длинное палаточное сооружение, а когда оно осело, то стало еще непонятнее – куда делась некая невероятная, движущая облако, сила. На месте осевшей пыли не было ничего и никого, ибо вся рота в это самое время уже изрядно потела над таким, казалось бы, не выдающимся ничем особенным действом, как совершение вполне естественных потребностей человеческого организма.

Много позже мой тесть рассказывал мне побасенку о том, как они когда-то с парой друзей решили распить упавшую с небес поллитровку народного производства. Закусить было нечем, но один из друзей достал из погреба баночку прохладного кисло-сладкого варенья, оказавшегося очень даже подходящей закуской. Варенье было облепиховое, в тех местах диковинное и малоизвестное своими целительными свойствами и, естественно, братвой как лекарство воспринято не было.

Несмотря на довольно не слабое опьянение, тесть домой даже не бежал, а летел. Как он выразился: «Дома я так и не ночевал. Раз двадцать брался за ручку входных дверей, но внутрь так и не смог попасть. В итоге так в туалете и задремал.»

Облепиха, для несведущих, особенно в виде облепихового масла – чудодейственная штука с отличными ранозаживляющими свойствами. Но принятая внутрь в изрядном количестве в виде свежих или консервированных ягод, являла собой высокоэффективное слабительное средство. Преподаватели наши, часть из которых были все же медиками, хоть и в погонах, знали это свойство ягод отлично, но вполне резонно решили, что очищение замусоренного беляшами и пирожками с ливером студенческого организма, особенно в преддверии контакта с суровой солдатской диетой, не помешают никак. И мы очищали организм усердно, примерно в течение часа, изредка успевая выскочить наружу за глотком свежего воздуха.

Головная боль не то, чтобы ушла, но отошла как-то на второй план, оттесненная мощными импульсами яростно работающего кишечника и интенсивно работающих легких, пытающихся очиститься от густых миазмов, повисших в прогретой на солнце палатке.

А затем нам, ослабевшим телесно и духовно, предстояло последнее испытание – наружное очищение тела. Это вы дома можете принять ванную, понежиться под душем, испытать оргазм в джакузи или попариться с пивком в русской бане или финской сауне с бассейном. В армии, особенно в полевых условиях, сия процедура носила короткое, как выстрел, но точное название – «помывка».

Импровизированная полевая баня представляла собой нехитрое сооружение: палатку с небогатой системой труб и душевых воронок. В трубы подавалась горячая вода, подогреваемая в перевозных титанах, установленных на автомобилях. Запас воды, естественно, был ограничен, поэтому понежиться под горячим душем нам не дали. 5 минут на каждую смену, мытье с «ароматным» солдатским мылом, отдающим дустом и солидолом, и удушливый пар испарений хлорной извести, коей густо была сдобрена горячая вода.

Облегчения сия гигиеническая процедура нам не дала. Более того, освобожденная от мыслей о разбушевавшемся кишечнике, вернулась головная боль, приветливо отозвавшаяся «ну, здрасьсьти, братва» и вернувшая нам допомывочное состояние прострации.

Почти в бреду, мы получали новое обмундирование, сухой паек (как всегда, в армии был «полный порядок» и на горячее довольствие нас не ставили до момента факта прибытия), почти в состоянии «грогги» разместились в отведенных нам палатках и, убаюканные сочувственным вздохом полковника Федорова: «Отдыхайте, бойцы, до утра», немедленно умерли, едва успев стянуть с себя сапоги.

Завтра нас будут ждать суровые армейские будни.

Похожие статьи:

• Танец перемен
• Аттракцион
• Игра в гостях
• Полная самоотдача
• Взгляд с экрана

«Будущие офицеры». Эпизод II, 10.0 out of 10 based on 5 ratings

Tags choice